Статья. Начало складывания взаимооношений Кайтагского уцмийства с Ираном

Забираем хорошую инфу:)


Начало складывания взаимооношений Кайтагского уцмийства с Ираном

В начале XVII века политическое положение северо¬восточной части Кавказа резко изменилось вследствие проникновения иранских войск в Дагестан. Этому пред¬шествовала их упорная и длительная борьба против турецких войск в Закавказье. Не останавливаясь на подробном освещении ирано-турецких войн, отметим, что начавшиеся с начала XVI века войны носили захватнический характер. К 1583 г. туркам удалось закрепиться проч¬но в прикаспийских областях Азербайджана и южного Дагестана.
Неудачи в войне с Турцией вызвали внутри Ирана борьбу феодальных групп за власть, привели к упадку экономики, ремесла и торговли. Шах Мухаммед Худа-бенде в этой обстановке вынужден был отречься от пре¬стола в 1587 году в пользу своего сына Аббаса (1587- 1629), которому пришлось пойти на унизительный для Сефевидов мирный договор с Турцией (подписанный 21 марта 1590 г. в Стамбуле). По условиям этого до¬говора весь Азербайджан (за исключением Талыша и Ардебиля), Восточная Армения, Восточная Грузия, части Луристана и Курдистана и другие территории пере¬шли под власть Турции. Сферой влияния Турции был признан и Дагестан, а в Дербенте сохранялся ее гар-низон.
Воспользовавшись миром, шах Аббас I стал готовить¬ся к реваншу. Вначале он провел ряд внутренних ре¬форм по усилению централизации Ирана, навел порядок в финансах, создал обученную и вооруженную по евро¬пейскому образцу того времен армию, проверил ее боеспособность в борьбе с узбекскими ханами во главе с Абдулла-ханом, отторгшими при шахе Мухаммеде Худабенде от Ирана Хорасан, довел ее численность до 120 тыс. человек, а с обслуживающим персоналом до 200-300 тысяч человек.
Эти изменения Аббас I связывал с имевшимся у него планом создания огромного государства от границ Ин¬дии и до самого Крыма под властью Сефевидов с вклю¬чением в него всех народов Закавказья и Северного Кав¬каза. В реализации всех этих планов шаха Аббаса I серьез-ным препятствием являлся Дагестан, без покорения которого шах не мог рассчитывать на успех.
В то же время Аббас I пытался сколотить антитурецкий блок европейских государств, для чего направил ряд посольств в Европу. Однако ни Англия, ни Германия, ни Испания не поддержали идею союза против Турции. Предложение военного союза с Сефевидами заинте-ресовало только Россию, которая опасалась, что Турция, захватив страны Закавказья, шелк, вывозившийся в Ев¬ропу по волжско-каспийскому пути, станет вывозить через средиземноморские порты, минуя Москву. Это, как отмечает И. П. Петрушевский, должно было расстроить товарооборот внешней торговли России. Немалую роль в готовности России идти на союз с Ираном сыграли и обещания шахов Мухаммеда Худабенде и его преем¬ника Аббаса I уступить ей Баку, Дербент и Шемаху, если даже их займут шахские войска. Ослабление Тур¬ции в войне с Ираном снизило бы и воинственность крымских ханов, и положило бы конец их набегам на русские земли.
В 1603 голу в Турции началось мощное крестьянское восстание, охватившее всю Анатолию. Учитывая это, шах Аббас I возобновил военные действия против Турции. Для дезориентации султана шах объ-явил, что его войска идут не против войск султана, а против джелалиев, как в Турции называли восставших крестьян, с которыми ее правитель, якобы, не может спра¬виться.
Иранские войска довольно быстро дошли из Тебриза до Еревана, однако далее они не смогли продвинуться на запад, так как турки под командованием Синан-паши Джигал-оглу задержали их и даже заставили отступить. Но в 1606 году войска Аббаса I заняли Карабах и Грузию. Из Карабаха шах стал планировать удар в направлении Ширван-Дербент-Дагестан. Широкое наступление на турок шаха Аббаса I в Закавказье подтолкнуло в 1606 году дербентцев к восстанию против турецкого гарнизона, но скоро убедившись, что сил у них недостаточно, горожане обратились за помощью к Рус¬там-хану, сыну Хан-Мухаммеда, уцмия Кайтагского. Рустам-хан с 300 всадников-кайтагцев и Хаджи-Мухаммед, глава дербентских повстанцев, вскоре овладели городом, однако Нарын-кала оставалась в руках небольшого турецкого отряда в 60 - 70 вои¬нов (накануне турки сильно сократили свои гарнизоны, перебро¬сив все "излишки" в Шемаху). Тут подоспели и шахские войска. Объединив свои силы, наступавшие взрывами сделали несколько проломов в стенах и ворвались в крепость, после чего командир ту¬рок Хызыр-Хасан капитулировал и перешел на иранскую службу (общее командование завершающим боем осуществлял Рустам-хан). Была одержана быстрая и полная победа - иранцы получили первоклассную крепость. Но здесь становятся заметны некоторые расхождения в исторических сведениях. Бакиханов писал в 1842 г., Алкадари еще позже - и оба выделяют главенствующую роль Рус-там-хана во взятии Дербента. Он и далее выглядит в их трудах как исключительная фигура.
После взятия Дербента по примеру бакинцев отправила делегацию к шаху Аббасу I с выра¬жением ему покорности. Возглавил делегацию сын Хаджи Мухаммеда Дербенди, который служил при дворе шаха Тахмаса. Хаджи Мухаммед был инициатором выступления дербентцев на стороне иранского шаха. С его сыном было отправлено к шаху и несколько мулязимов уцмия Рустам-хана.
Как отмечается в исторической литературе, шах Аб¬бас I оказал этой делегации пышный прием. Члены деле¬гации получили ценные подарки, особенно - сын Му¬хаммеда Дербенди и уцмий Рустам-хан. Последнему подарки были посланы с «любезном» шахским письмом. Шах Аббас I воспользовался проездом делегации для урегулирования отношений с владетелями Дагестана, а также для занятия в 1607 году Дербента, жителей которого освободил от пошлин в шахскую казну. Правя¬щей верхушке города он дал право на получение налогов с подвластной ей территории, а уцмию Рустам-хану за его помощь против турок дал грамоту на управление Дербентом, которую он добивался еще до прихода шах¬ских войск в Дагестан. Не остались обойденными и братья. Рустам-хана, а также Алибек цахурский и майсум Табасарана, которые после занятия Дербента вой¬сками Аббаса I, выражали ему покорность, прибывав его ставку в Шемахе или прислав своих представителей. Все они были наделены шахом драгоценностями, подарками и грамотами. И в то же время сохранился подлиннный фирман шахаАббаса, посланный в мае 1607 года "Амир Хамзе хану, уцмию Кайтагскому, правителю Дербента". Шемаха еще не взята, и потому шах просит уцмия Амир-Хамзу быть осторожным: временно не впускать в го¬род караваны, во всех воротах Дербента держать стражу (притом, смешанную - из уцмийских и шахских воинов). Шах предлагает Амир-Хамзе временно вручить, управление доверенным лицам, а самому уцмию поспешить к шаху в качестве советника по делам Ширвана и Дагестана - шах заверяет его, что все давние меропри¬ятия и внутренние границы этих земель будут проведены иранца¬ми в соответствии с мнением Амир Хамзы. И заключение шах про¬сит его постоянно докладывать о реальном положении дел на Вос¬точном Кавказе. Что и говори п., документ серьезный. Выходит, что в начале XVII в. уцмий Амир Хамза был в глазах шаха важнее большинства здешних правителей. А между тем историки XIX в. даже не упоминают этого имени - его "заслонил" собою Рустам-хан, слава которого растет уже в 20 - 40 годы XVII века.
Имя Амир-Хамзы сохранилось в кайтагском истори¬ческом сочинении 1870 г. "История рода уцмиев и кайтагских бе¬ков". Там Амир-Хамза назван сыном Султан-Ахмеда и братом Хан-Мухаммеда, после смерти которого он унаследовал уцмийство. Кратко упомянуты две грамоты (ракама), посланные ему шахом Аббасом. Дата первой совпадает с годом смерти Хан-Мухаммеда (можно догадываться, что и содержание ее как-то связано с пере¬ходом уцмийства к Амир-Хамзе); дата второй совпадает с приве¬денным выше фирманом (видимо, это он и есть), где Амир-Хамза предстает как правитель Кайтага и Дербента, доверенный советник шаха по делам Дагестана и Ширвана. Становится понятным, поче¬му в сочинении 1870 г. он именуется Амир-Хамзой Великим.
Далее в сочинении 1870 года говоритсян, что после его смерти уцмийство перешло к его пле¬мяннику Рустам-хану. Но здесь-то и начинаются неясности. Дело в том, что сочинение 1870 г. часто путает степени родства, даже про¬пускает правителей-уцмиев, известных по другим источникам. Ни о каком уцмий - дяде Рустам-хана другие источники даже не упо¬минают, зато часто говорят о его братьях. А племянник его Амир-хан-Султан жаловался, что его дядя Рустам-хан убил его отца-уц-мия и силой захватил власть. Однажды (в 1632 г.) посол Рустам-ха¬на в Москве Шамсей признал, что уцмий подбивал своих двоюрод¬ных братьев (он объяснял это их проиранской ориентацией). Наверное, ближе всего к истине донесение русских послов в Иране С. И. Козлов¬ского и И. Зиновьева (декабрь 1646 г.): им удалось разузнать в Дербен¬те, что уцмий Амир-Хамза был убит своим младшим братом Рустам-ханом, захватившим после этого уцмийскую власть.
Итак, дело проясняется. У уцмия Хан-Мухаммеда сына Сул¬тан-Ахмеда известны несколько сыновей: старший Амир-Хамза, а ткже Рустам-хан, Султан-Мухаммед, Чюкук и Устер-хан.
Ракамы шаха Аббаса I на имя Амир-Хамзы Великого показы¬вают, что действительно тот унаследовал власть после смерти отца Хан-Мухаммеда и правил довольно долго. Но вполне возможно, что Рустам-хан еще при жизни старшего брата уже успел показать себя способным и деятельным военачальником. По крайней мере, иранский историк Искендер Мюнши, написавший историю цар¬ствования Аббаса 1, пишет, что шах "уладил отношения с правите¬лями Дагестана Рустам-ханом Дагестани, Масум-ханом Табасара-ни, Уцмий-ханом Кайтага, Алиханом Захури". Итак, Рустам-хан Дагестани и Уцмий-хан Кайтаги ставятся на один уровень.
Не в этот ли период начала складываться в Кайтагс традиция, известная и в других княжествах Дагестана - выдвижение еще при жизни правителя ею будущего преемника? Разве не так было в шамхальстве, где при назначении очередного шамхала указывался и его преемник "крым шамхал"? Это до известной степени позво¬ляло избежать "междуцарствия периода безвластия при смене пра¬вителей" или междоусобицы претендентов на трон. В конце кон¬цов, в уцмийстве оформилось место и титул - "гаттым" (прижиз¬ненный наследник), аналогичный крым шамхалу. Так можно по¬нять смысл сообщения русскою купца Федота Котова (1623 г.) о том, что между Тарками и Дербентом правят "усминской" и "кай-датцкой" князья, которые никому не подчиняются, всех либо гра¬бят, либо берут дань. Близкий смысл имеют и слова самого Рустам-хана, еще в 1634 году называвшего своих преемников: брат Чюкук, за ним брат Устер-Хан, за ними сын Хан.
Относительным долгим было правление уцмия Рустам-хана, при котором Кайтаг играл важную роль в политической жизни Дагестана. Хотя начало времени его правления вызывает еще один спорный вопрос в истории Кайтага так, как одни исследователи незнакомы с именем Амир-Хамзы, который правил в начале XVII векаи приписывают это время к правлению Рустам-хана то, есть указывая на то, что он правил с 1601-по1645 годы.
Впервые новый уцмий заявил о себе в 1616 году, причем, в обе¬их соседних державах (понятно, что Амир-Хамзы Великого уже не было в живых). В момент, когда шах Аббас I вершил кровавый по¬ход в Кахетию, в его лагере на р. Алгети вдруг появился Рустам-хан "с изъявлением преданности". Шах оценил своевременность его жеста: Рустам-хан получил не только богатые подарки и утвержде¬ние на уцмийство, но даже грамоту на управление Дербентом! А ведь сразу после падения Шемахи, летом 1607 года, там появился иранский наместник Чирах-Султан Устаджу, потеснив Амир-Хамзы Великого. И, может быть, не случайно в тот же момент Рустам-хан получал подарки от шаха, очевидно, дело не в праздновании шемахинской победы, а в желании шаха создать в Кайтаге "проти¬вовес" Амир Хамзы. Глядя на Рустам-хана, на берега Алгети потя-нулись и другие дагестанские князья, но получили лишь почетные одежды.
Как отмечает А. А. Рахмани, этим урегулированием отношений с владетелями Дагестана шах Аббас I «обес¬печил безопасность северных границ Ширвана» т.е. северных границ своих владений. После этого он демон¬стративно ушел в Исфаган, чтобы успокоить заволно¬вавшихся дагестанских владетелей своей, якобы, незаин¬тересованностью в дагестанских делах. Кроме того, он хотел нейтрализовать недовольство России оккупацией Дербента шахскими войсками, которой, как указывалось выше, еще шах Худабенде, а потом и сам Аббас I обе¬щали уступить не только Дербент, но и Баку.
Маневр шаха удался, по крайней мере, в отношении владетелей Дагестана, так как они не воспрепятствовали занятию шахскими войсками Дербента. Поскольку все это совпало с разгаром польской интервенции, царскому правительству в это время явно было не до Дербента, что весьма благоприятствовало захватническим планам шаха Аббаса I. Надо отметить, что Аббас I проводил свою политику весьма расчетливо и зачастую трудно было угадать его истинные намерения. Он старался воздействовать на про¬тивника не только военной силой, но и подарками, пожа¬лованиями, обещаниями, разного рода экономическими маневрами. Отсутствие сопротивления со стороны горожан Дер¬бента вступавшим в город шахским войскам объясня¬лось, на наш взгляд, как переходом правящей верхушки города на сторону шаха, так и малочисленностью самих жителей Дербента.Безусловно, все это способствовало беспрепятственной оккупации Дербента войсками Аббаса I.
Рустам- хан был очень умным и дальновидным политическим деятелем своего времени. В последующие годы он начинает понимать политику шаха Аббаса I, не собирался удавлетворится лишь захватом Дербента, а хочет пойти дальше. А, исходя из выше изложенного после Дербента шли владения Табасаранского майсумства и Кайтагского уцмийство. Понимая опастность того, что Кайтагское уцмийство может попасть под власть Ирана Рустам-хан начинает постепенно устанавливать связи с Россией. Это был политический маневром Рустам-хана то, есть лавируя между Ираном и Россией. У Кайтагского уцмийство было больше шансов оставатся политически независимым владением от этих стран.
Успехи в войне с Турцией сделали шаха Аббаса 1 более решительным и в отношении Дагестана. От политики маневрирования и показного миролюбия он перешел к политике насильственного подчинения Дагестана, для чего организовал ряд завоевательных походов в горные районы южного и северного Дагестана.
Между тем в эти годы Аббас I добивается успеха в бесконечной ирано-турецкой борьбе за Кавказ. Судя по русским донесениям, шах стремился к грандиозной цели: развивая иранские успехи в За¬кавказье, овладеть Дарьяльским и Дербентским проходами и взять под свой контроль равнину Предкавказья, вплоть до Большой Но¬гайской орды, Крым и Астрахань. Противодействия России можно было не бояться - в те годы польские интервенты сидели в Москве, шведы в Новгороде, и русским тогда было не до Кавказа. В стратегическом плане шаха свос место отводилось и Дагестану. Со¬гласно русскому донесению АббасI в 1614 г. велел шемахинскому хану Шихназару подготовить к походу 12 тысяч воинов (6 тысяч конных и 6 тысяч пеших), чтобы осенью идти "на Кумыцкую зем¬лю и на кабардинских черкас войною", а В Тарках поставить кре¬пость и "посадит в том городе кумыцкого князя Гирея царем", на¬казав тех из тамошних князей, которые "от шах Аббаса отложи-лись", а "Кумыцкую землю Соединить с Шемахою и с Дербентом вместе". Судя по приготовлениям 1614 года, поход шахских войск 1613 года на Усиша существенных результатов не принес. Гирей превращается для шаха в первенствующего среди дагестанских князей: своих сил у него явно не хватает, и он готов на все - лишь бы иранцы устранили его конкурентов И сделали его "царем" (то есть главным наследственным правителем Дагестана). Интересно, что вернувшись в 1615 году домой, Гирей пытается набрать полто¬ры тысячи кумыков для участия и иранском походе на Грузию, как он обещал хану, однако сообщивший об этом сотник Лукин, ока¬завшийся тогда в Тарках, добавляет, что "кумыкские люди его, Ги¬рея, не послушали, к шах-Басу на помощь поспать грузинские зем¬ли не пошли", а Гирею заявили, что им "шах-Басу не бивати челом и ему не служити... всем против нею стояти головами своими, а в свою землю его не пустити". После этого, конечно, не могло быть и речи ни об иранской крепости в Тарках, ни о других военных авантюрах в Гиреевых землях; видимо, насмотревшись с 1611 года на действия шахско-иранских войск, кумыкское население опре¬делило к ним свое отношение: никакой поддержки!
А как обстояло дело с военным сопротивлением даргинцев? Судя по всему, границы его расширялись. В 1611 году сведения о нем относятся к округам Усиши, Щукты, может быть, Урахи. В 1612 году это уже все Дарго и Сирха.
Итак, к 1615 году относится корот¬кая запись: "Тарих. О сражении табасаранцев с кызылбашами". Со¬стоялось большое сражение. Кызылбаши день заднем захватывали аул за аулом Табасарана и Кайтага И победили. И перебив многих, кызылбаши ушли. Дата 1024 г. х. (от 31 января 1615 года до 19 янва¬ря 1616 года). Итак, к 1615 году антииранское движение перекину¬лось уже в Кайтаг и в Табасаран. Имея базой Дербент, иранцы нанесли удар по этим ближним землям, перебили массу сельского народа (как в Усиша в 1611 г.) и ушли.
Примечательно, что это единственное известие тех лет о Кайтаге. Главным и доверенным из князей Дагестана стал для Аббаса I Гирей Тарковский, русские донесения от шахского двора то и дело сообщают, как шах "назвал его (Гирея) ханом, а по-русски царем, и положил на его чалму" и т. д. Но ведь совсем недавно это место за¬нимал другой человек - уцмий Амир-Хамза! В эти годы о нем нет в источниках ни слова. Возможно, он поменял свою политическую ориентацию, отшатнувшись, как и многие, от Ирана после собы¬тий 1608 или 1611 гг., а может быть, уже был убит Рустам-ханом. Князья уцмийского дома явно прервали контакты с Ираном в эти годы: то ли заметив соперника - шамхала у шахского трона, то ли опасаясь "влезть" в военную авантюру 1611 - 1615 гг. - как бы шах не потребовал помощи Гирею против даргинцев! Отказать неудоб¬но, ведь Гирей и Илдар их двоюродные братья (родные сыновья их тети), но и двигаться против Дарго с войском из горцев Верхнего Кайтага просто безумие (вспомним хотя бы реакцию кумыков на подобное предложение Гирея). Расширение восстания на Кайтаг и Табасаран в 1615 году не оставляло сомнения в том, кого поддержат кайтагцы в такой ситуации.
Надпись на арабоязычной рукописи, обнаруженной, как указывалось ранее, в с. Хурик Табасаранского райо¬на в 1964 г., также свидетельствует о кровопролитных сражениях в 1614-1615 гг. табасаранских и кайтагских аулов против вторгшихся в их пределы шахских войск (кизылбашей), которые в конечном итоге вынуждены были уйти ни с чем.
Шах Аббас I в эти же годы предпринял попытку подчинить своей власти территорию, населенную кумы¬ками и представлявшую наиболее выгодную в стратеги¬ческом плане в борьбе за Северный Кавказ позицию, а также позволявшую контролировать сухопутную трас¬су торгового пути Астрахань-Терки-Тарки-Дербент и т. д. Поводом для вмешательства в дела кумыков он использовал их отказ выступить против боровшейся за свою независимость от сефевидских шахов Грузии. Шах Аббас 1 решил натравить против восставших во главе с кахетинским царем Теймуразом грузин тарковского владетеля Гирея, имевшего с Ираном связи.
По сообщению терского воеводы П. Головина царю Михаилу Федоровичу некий «кумычанин Улакай.» сказал русскому сотнику Первому Лукину в Тарках, что при нем (Улакае) кумыкский князь Гирей обещал сам повести в помощь шахским войскам в Грузии полторы тысячи человек. Однако «кумыкские... люди ево, Гирея, не послу¬шали, к шах Басу на помощь воевати грузинские земли не пошли», т. е. не пошли на помощь иранским вой¬скам.
Однако поездка Гирея в Иран не предотвратила похо¬да Аббаса I на кумыков потому, что шах не мог простить остальным кумыкским владетелям оппозицию против него. Именно о последнем свидетельствует сообщение русского посланника в Иран Михаила Тихонова, писав¬шего, что шах Аббас I обвинял в его присутствии кумык¬ских князей в том, что они «лжут», что кумыки «...за¬блудили, маловерны».
Аббас I попросил русского посланника передать царю Михаилу Федоровичу, чтобы он не обижал «Гирея с братьею», так как он его «друг», а обижал бы Султан-Махмуда эндёрейского, так как он «недруг» шаха.
Аббас I рассчитывал нанести по Дагестану, и кумыкам в том числе, не только прямой удар со стороны Дербента. Шахские войска по плану Аббаса I должны были охва¬тить Дагестан с трех сторон. Часть их должна была про¬никнуть из Грузии в Кабарду, Осетию, оттуда пройти с севера в Дагестан и напасть на Эндери с перспективой соединения с войсками, которые должны были двигаться из Дербента под Тарки. Подтверждается это сообщением терского воеводы Головина в Посольский приказ от 1614 года, что «из Грузинские де земли кизылбашской Аббас-шах идет войною... на кабардинских черкас...», а «ис Кабарды де шах Басу итти войною на Кумыцкую землю» около города Терки, за судьбу которого волновался вое¬вода. Шах при этом, согласно русским источникам, хотел «на Койсе и в Тарках ставити городы» и поселить в них людей своих с воеводами.
Стратегический замысел этого похода шахских войск сводился к тому, чтобы взять под контроль все пути, связывавшие Кавказ с Крымом как по Черноморскому побережью, так и по Каспийскому. Эту задачу Аббас I связывал с имевшимся у него планом создания огромного государства от границ Ин¬дии и до самого Крыма.
Но не всем планам Аббаса суждено было сбытся. Безусловно, правитель Ирана, также не мог сбрасывать со счетов отношение к дагестанскому вопросу русского правительства, которое еще в 1614 году заявило приехавшему в Москву послу Ирана Хозе Мур-тозе, что «шах Аббасу непригоже так делать, что, не обослався с великим государем нашим, Грузинскую землю разорять и... на Кабардинскую и на Кумытцкую землю войною людей своих посылать непригоже ж». Это было предостережением шаху. В 1615 году же в Иран был отправлен Григорий Шахматов- с заявле¬нием шаху о нежелательности для России похода его войск в Дагестан. Правитель Ирана, ожидавший возоб¬новления военных действий с Турцией, не мог ссориться из-за Дагестана с Русским государством, с которым, как видно из его грамоты в Москву, он добивался «люб¬ви и дружбы».
Эти обстоятельства вынудили шаха Аббаса I отка¬заться от прямой агрессии против Дагестана в. 1614- 1615 гг., ограничиться одними угрозами послать против горских и кумыкских владетелей «Исуп-хана своего со многою ратью», а также добиться от русского царя при¬сылки против них и царских войск. Но от идеи поко¬рения Дагестана он не отказался.
Но с заключением мирного договора с Турцией в 1618 году в Сераве (южный Азербайджан), подтвердившего гос¬подство Ирана в Закавказье, развязало инициативу шаха в отношении Дагестана. Уже в 1619-1620гг. Аббас I направил войска дербентского Бархудар-султана против своего недруга эндерейского владетеля Султан-Махмуда и заставил его признать покорность Ирану. Но Султан-Махмуд, добившись ухода шахских войск из Эндери, через три месяца отказался признавать зависимость ша¬ху. Факт беспрепятственного прохождения шахских войск из Дербента до Эндери объяснялся в рассматри¬ваемом случае тем, что владетели Кайтага и Тарков, че¬рез которые проходил шахский отряд, не были во враж¬дебных отношениях с шахом. Подчинением же Султан-Махмуда Аббас I хотел утвердиться во всем плоскостном Дагестане, а также «втянуть в сферу своего влияния орду Больших ногаев».
Это упрочило бы позиции Ирана на Северном Кавка¬зе, что было не в интересах русского правительства. Из Москвы в Иран в 1620 году были отправлены послы В. Коробьин и А. Кувшинов с ходатайством за Дагестан. Шах заявил им в ответ, что он не только не совершит похода на кумыков, но и любое царское «дело... с ра¬достью исполнять» будет, готов уступить ему и Гру¬зинскую землю и даже свое царство, потому что, как он заявил, все, чем он владеет,- это «все божее да государя царя Михаила Федоровича».Насамом же деле это был дипломатический фарс со стороны Ирана.
Шах Аббас I в отношении Дагестана в целом посто¬янно применял и ненасильственные меры достижения своих политических целей. Чтобы привлечь владетелей Дагестана на свою сторону, он не скупился на денежные вознаграждения, подарки, лесть, грамоты и даже натравливание одних владетелей на других. Хотя во многих случаях это политика шаха по натравливанию одних владетелей на других, используя их межфеодальные противоречия проваливалась. Вначале шах Аббас I пытался поссорить кумыкских владетелей, требуя от них покорности Гирею Тарковскому, которому сам покро¬вительствовал. Имеются сведения, что преемник Гирея Ильдар также добивался помощи шаха против Султан-Махмуда эндерейского.
В целом же владетели Дагестана понимали последст¬вия вмешательства шаха в их дела. Поэтому они стара¬лись урегулировать взаимоотношения друг с другом на своих съездах, не прибегая к посредничеству шаха Аббаса I. В 1615 году, например, в связи с угрозой шахской агрессии в Тарках был созван такой съезд, на котором была достигнута договоренность между владетелями шамхальства, а также Кайтага, Эндери, Казикумуха «прекратить междоусобицы и не искать поддержки друг против друга ни у кизылбашскбго хана, ни у крымского хана, ни у турецкого султана».
Хотя этот договор и нарушался отдельными владете¬лями, одно даже существование такой идеи единства пе¬ред внешней опасностью свидетельствовало о наличии союзнических тенденций не только между народами, но и между феодальными владетелями Дагестана. Такую солидарность отмечал в середине XVII века и турецкий географ-путешественник Эвлия Челеби, писавший, что в Дагестане «в случае войны все правители и ханы объе¬диняются в единую силу и выступают против врага». Поэтому ни в горах, ни в плоскостной части Дагестана многочисленные и жестокие карательные походы шахских войск не имели успеха, а привели к росту антииранских настроений и сопротивления им горцев.
Одной из форм сопротивления владетелей Дагестана захватническим, гегемонистским устремлениям шаха Аббаса I было ограждение от его притязаний принятием подданства России. Это особенно проявлялось в период активизации политики Аббаса I в сторону Дагестана. За 1624-1625 гг. присягнуло на верность России большинст¬во владетелей Дагестана, а к 1630 году среди присяг¬нувших царю были кумыкские владетели Гирей и Ильдар (Тарки), Султан-Махмуд (Эндери), аварский нуцал.Али-бек (Казикумух), уцмий Рустам-хан, считавшийся сто¬ронником Ирана еще до взятия иранцами Дербента.
Поскольку же между Ираном и Россией в этот период шла негласная борьба за влияние на Дагестан, и Аббас I требовал от дагестанских владетелей покорности только ему, принятие большинством из них присяги на верность России говорило о провале захватнических планов пра¬вителя Ирана в отношении Дагестана в целом. Поэтому нельзя согласиться с утверждением Е. И. Козубского, что «со времени Аббаса Великого власть Персии прочно укрепилась в приморском крае и прибрежный Дагестан с Дербентом признает над собою верховную власть пер¬сидских шахов до присоединения к России». В этом утверждении не проводится грань между понятиями «влияние» и «власть».
Шах Аббас I имел сильное влияние на уцмия и таба¬саранских владетелей, но не мог считать их фактически своими подданными, так как они в сложных политиче¬ских условиях того времени продолжали все же сохра¬нять самостоятельность, лавируя между ирано-русскими противоречиями на Северном Кавказе.
Бесспорным было господство иранцев в этот период только в Дербенте, который был оккупирован шахскими войсками еще в 1607 году. Других же территориальных приобретений шах Аббас I в Дагестане не имел. Не имел он и прочной власти в Дагестане, кроме как в Дербенте.


Примечания
1.    Новичев А. Д. История Турции. Т. I. М., 1963. С. 157; История Азербайджана, т. I. Баку, 1958, с. 261.
2.    История Дагестана, т. I. М., 1967, с. 271.
3.    Бартольд В. В. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Баку. 1924, с. 107.
4.    Умаханов М.-С. К. Взаимоотношения феодальных владений и освободительная борьба народов Дагестана в XVII веке. Махачкала, 1979, с. 142-166.
5.    Петрушевский И. П. Сборник статей по истории Азербайджана. Вып. I. Баку. 1949, с. 276.
6.    Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. IV., с. 279.
7.    ЦГАДА, ф. 123. Сношения России с Крымом. Опись документов за 1600-1667 гг.
8.    Иванов М. С. Очерк истории Ирана. М., 1952, с. 66.
9.    Алкадари Г.-Э. Асари Дагестан. Махачкала, 1929, с. 44.
10.    Рахмани А. А. «Тарихи алам арай-и Аббаси» как источник по истории Азербайджана. Баку, 1960, с. 110.
11.    Петрушевский И. П. Ук. соч., с. 160.
12.    Магомедов Р. М. Даргинцы в Дагестанском историческом процессе. Махачкала. 1999, с. 3-13.
13.    ЦГАДА, ф. 77. Сношения России с Персией. 1588-1593 гг., д. 1, лл. 188-205.
14.    Козубский Е. И. История города Дербента. Темир-Хан-Шура, 1906, с. 58-59.
15.    Магомедов Р. М. Ук. соч., с. 11.
16.    Веселовский Н. И. Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией., т. II. СПб, 1892, с. 352, 381.
17.    Русско-дагестанские отношения…, с. 33-34.
18.    Веселовский Н. И. Ук. соч., с. 381.
19.    Веселовский Н. И. Ук. соч, т. III, с. 33.
20.    ЦГАДА, ф. 77. Сношения России с Персией, 1614г., д. 2,лл. 198-200.
21.    Веселовский Н. И. Ук. соч, т. II, с. 292, 345.
22.    Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв., т. I. М.,1957, с. 98-99.
23.    Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в XVII в. М.-Л., 1948, с. 88.
24.    Соловьев С. М. Ук. соч., с. 151.
25.    Там же, с. 152; Материалы по истории грузино-русских взаимоотношений 1615-1640 гг., с. 78.
26.    ЦГАДА. Ногайские дела, 1619 г., д. 1, лл. 96-97; Русско-дагестанские отношения…, с. 69-70.
27.    Рук. ф. Ин-та ИЯЛ ДНЦ РАН РД, ф. 1, д. 305, л. 146.
28.    Эвлия Челеби. Отрывки из «Путешествия». Рук. ф. Ин-та ИЯЛ ДФ АН СССР, ф. 1, оп. 1, д. 37, л. 90.
29.    Русско-дагестанские отношения… Документы №№ 1-25.
30.    Там же. Документы №№ 25-38.
31.    Козубский Е. И. Ук. соч., с. 59.
32.    Умаханов М.-С. К. Ук. соч., с. 167.


Сношения Кайтагского уцмийства с Россией в XVII в.
Рассматривая место Кайтагского уцмийство в политической системе Дагестана, а так же развитие отношений с другими феодальными владениями Дагестана и за ее пределами видно, что отношения этого владения частенько пересекаются и с Россией. Исторические факты того времени дают знать, что отношения России, так или иначе пересекаются и с Кайтагом, и с Ираном, которые в течении XVII века пытались быть союзниками, при разделе сфер влияний над Дагестаном против Турции. Активизация политики царского провительства в конце XVI века по отношению к Дагестану объясня¬лась не только стремлением царского правительства расширить границы своих владений на юго-восток, взять под свой контроль и каспийскую часть волжско-каспийского торгового пути, но и опасением, что занятие Дагестана Турцией создаст угрозу юго-тосточным грани¬цам России, в частности Астрахани, которую в 1569 году турки и крымцы пытались отбить у России, организовав поход 80-тысячной армии под ее стены.
Чтобы остановить распространение влияния Турции на весь Дагестан, Россия попыталась подчинись себе примор¬скую часть северного Дагестана, в частности шамхальство. Целью похода была объявлена необходимость привода под царскую руку шамхала, который ориентировался на Турцию, а поводом к организации похода на Дагестан были использованы неоднократные обращения кахетинского царя Александра к Москве с просьбой наказать шамха¬ла, мешавшего русско-грузинским отношениям, подчинить его Москве и положить конец его нападениям на Грузию. Из-за этого были предприняты несколько походов на Дагестан, которые закончились поражением.
Поражение царских войск в шамхальстве в 1594 году и осложнение политического положения Русского госу¬дарства почти на десять лет нейтрализовали политику самодержавия в Дагестане. Но Россия и после этого продолжала сохранять за собой, хотя и с большим тру¬дом, стратегические пункты в бассейнах рек Терек и Кой¬су, о чем свидетельствует сообщение секретаря, а потом и главы посольства императора Рудольфа II в Иран Тектандера, посетившего эти места в 1003 году по пути из Персии. Он писал, что «городок Койс (Койсинский острог - У. М.-С.) выстроен недавно, несколько лет тому назад,... чтобы московиты имели безопасный от черкесов и кумыков проезд по морю в Персию, а также ради по¬лосы земли в этом месте, из-за которой московиты еже¬годно ведут войну и которая им уже стоила много тысяч людей».
В силу этого и сложности ее положения России при¬шлось довольствоваться переговорами с владетелями Дагестана, попытками договориться с ними, нейтрали¬зовать влияние Турции на них, ослабить ее позиции как в Дагестане, токи на всем Северном Кавказе. Для этого она пыталась использовать ирано-турецкис проти¬воречия, заключив с Ираном военный союз против Тур¬ции, для чего в 1597-1598 гг. в Иран было направлено посольство В. В. Тюфякина, которое после его смертн, возглавил С. Емсльяиин. Однако ирано-русский договор против Турции не был подписан, посольство оказалось безрезультатным из-за болезни и смерти послов. Рус¬ское правительство добивалось от шаха Аббаса I отказа Ирана от Дербента, Баку и Шемахи, обязательств «в те городы не вступатися». Однако Аббас I, рассчитывав¬ший в будущем овладеть западным побережьем Каспия, не пошел на это, в чем и была, на наш взгляд, главная причина неудачи посольства Тюфякина.
Начало XVII века не внесло почти никаких изменений в политическую обстановку на Северном Кавказе, в част¬ности в международное положение Дагестана. Иран, Турция и Россия стали на путь прямых действий для утверждения своего господства над народами Дагестана.
Россия обратно взялась за военные действия против Дагестана, которые закончились для нее без никаких успехов. Учитывая все это, царское правительство в дальней¬шем изменило тактику борьбы за влияние в Дагестане. Оно после рассмотренных событий более 118 лет не со-вершило военных акций в отношении Дагестана, а стало на путь привлечения его владетелей на свою сторону раз¬ного рода торгово-экономическими привилегиями.
Эта политика России нашла большой отклик среди владетелей Дагестана, привела к установлению между ними и Россией тесных торгово-экономических связен. Более того, политика мирного проникновения, проводив¬шаяся московским правительством в Дагестане, привела к тому, что в XVII веке, когда иранские шахи стали выступать с претензиями на Дагестан, его владетели стали обращаться за помощью и покровительством к Рус¬скому государству, которое, будучи заинтересованным в усилении своих позиций в Дагестане, с одобрением встречало подобные обращения дагестанских владетелей. Как правило, посланцев дагестанских владетелей в Москве принимали с большим почетом, одаривали по¬дарками. Царское правительство обещало удовлетворить все просьбы дагестанских владетелей, защитить их от недругов, выделяло им царское жалование. Но все это делалось лишь при принятии тем или иным владетелем присяги (шерти) на верность русскому царю с обеща¬нием быть «другом его друзьям, а врагам - врагом», по вызову терских воевод являться в Терский городок, ставший в исследуемый период «административно-торговым и военным центром» России на Северном Кавказе, откуда осуществлялись связи с местными горскими наро¬дами и надзор за их сношениями между собой, а также с Крымом и Турцией. Итак, царское провительство меняет тактику борьбы за сфер влияния в Дагестане. К началу второго десятилетия XVII века, в России "смута" пошла к концу - для Дагестана это озна¬чало, что он не стоит один на один с победоносным Ираном, по¬явился "политический противовес". Только этим можно было объ¬яснить охотное принесение князьями Северного Дагестана прися¬ги (шерти) только что избранному царю Михаилу - родоначаль¬нику династии Романовых. Казалось бы, еще восемь лет назад шли кро¬вопролитные бои с русскими воеводами от Аксая до Карабудахкента, а теперь все забыто! Что это - слабость исторической памяти? Нет, это осознание общности политических интересов: ведь шертовало царю то же самое поколение дагестанских политиков, кото¬рое восемь лет назад отчаянно боролось с войсками царя. Но в 1614 г. Михаил не мог представить реальной опасности для Дагестана, за¬то мог "обозначить" для Ирана ограничительную линию - сферу интересов соседней державы. Надо сказан., что в этом дагестан¬ские лидеры XVII в. не ошиблись. Уже в 1614 г. русское правитель¬ство заявило иранскому послу в Москве, что "непригоже" шаху, не сославшись с великим государем (т. е. не согласовав с царем), разо¬рять Грузинскую, Кабардинскую и Кумыцкую земли. В 1615 г. рус¬ский посол в Иране Г. Шахматов говорит шаху о нежелательности похода иранских войск в Дагестан. Аббас I, ожидая наступления турок, не мог осложнять отношения и с Россией, а потому уступил: ведь иранский поход 1615 года затронул лишь Табасаран и Кайтап, не продвинувшись во владение князей, шертовавших царю. Впоследствии такие же ситуации повторялись не раз. В то же время для Дагестана здесь не возникало опасности быть вовлеченными в во¬енное противостояние, стать "полем битвы" для соперников-сосе¬дей (как случилось в ходе ирано-турецких распрей), дело в том, что Россия и Иран, одинаково опасаясь Турции, вынуждены были ос¬таваться союзниками, и Дагестану не грозило оказаться "между мо¬лотом и наковальней". Можно сказать и по-другому: чрезмерная активность Аббаса I на Кавказе буквально толкнула горских кня¬зей в "объятия" царя. Но в 1614 году уцмия Рустам-хана среди них не было.)
Но уже в 1616 году в Тарки к воеводе П. Приклонскому явился "уцмиев дядька Баклый", сторонник сближения с Россией, и повел переговоры об условиях присяги Рустам-хана русскому царю. Ос-торожный воевода тут же запросил письменного согласия Москвы, а "на месте" решил поручить приведение Рустам-хана к шерти сво¬им старым союзникам - Гирею и Илдару Тарковским. В этом бы¬ла его ошибка: Гирей и Илдар вовсе не были заинтересованы в сближении Рустам-хана с Москвой. Дело кончилось ничем, хотя согласие из Москвы пришло.
Между тем Рустам-хан быстро набирал силу. И когда в 1618 г. новый воевода Вельяминов заинтересовался уцмием, то получил от кабардинского князя Сунчалея выразительную характеристику: "И князь Сунчалей мне сказал, что уцмий-де князь кайдацкий в горах человек первый и людьми силен, никому не служит - ни турскому, ни крымскому, ни кызылбашскому... и ясаку не дает, а человек-де он гордой, против Гирся-князя не вставая шапки не сымает, и Гирей-де перед ним с братом своим с Илдаром вместе не садятся и стоят на коленках... Никого-де уцмий князь кайдацкой тебе, государю, ама¬натов в Терский город не даст, лише-де даст ли, будет или нет, шерть - потому что человек до он самовластный и гордой, от Терского го¬рода удален и никоторой дс боязни себе не имеет, земля-де его в крепких местах...". Воевода вновь обратился к посредничеству Ги-рея и Илдара, но быстро понял их "зависть". Тогда тайно от них он посылает в Кайтаг своего человека крещенного дагестанца Анд-рюшу Афанасьева. Тот находит там дядьку Боклая, который устраи-вает его встречу с уцмием - Рустам-хан дает согласив на службу ца¬рю. Вскоре от уцмия в Терки прибыла делегация из 7 человек с письмом Рустам-хана. Там уцмий, во первых, обещал служить ца¬рю, "лучше Гирея-князя и Илдарл мурзы", а но вторых, предлагал взаимные торговые льготы: кайтагцы могуг свободно торговать в Терках, а государевым торговым людям "дается проход через Кайтаг и охрана". Но и на этот раз дело сорвалось - видимо, из-за чрезмер¬ной приверженности воеводы к "протокольным" формальностям: он стал настаивать, чтобы Рустам-хан непременно явился для шерти в Терки и представил аманатов. Ни то, ни другое уцмия не устра¬ивало, и присяга была вновь отложена. В это время возрастает по¬литический вес Султан-Мута Эндсрееиекого. Видя, как Гирей и Илдар находят поддержку у России и Ирана, Сутан-Мут в противовес им стал сближаться с Турцией и Крымом, в в Дагестане - с наибо¬лее сильными и независимыми правителями - уцмием и нуцалом. Несмотря на довольно почтенный возраст, семью и взрослых сыно¬вей (Айдемир), Султан-Муг закрепляет политические отношения браками с дочерью Рустам-хана, а потом и нуцала. По-видимому, тарковские князья чувствуют себя попавшими в окружение: Илдар обсуждает с шамхалом "возможность построить для него в Тарках город каменной", чтобы он мог не бояться Султан-Мута.
Трудно проследить с уверенностью, что тогда подтолкнуло Ру¬стам-хана к сближению с Россией - быть может, растущая военная активность у границ Дагестана (в Кахетии) вместе с просьбами Тар¬ковских князей к шаху о защите. Есть сообщение и о какой-то стычке в 1623 году между кызылбашами и табасаранским джамаатом Тинит, а это уже совсем близко от границ Кайтага. Как бы то ни было, в 1625 году уцмий делает жест доброй воли - освобожда¬ет из плена русского стрелецкого сотника Е. Огибалова по просьбе терских воевод, причем посредником между Терками и Кайтагом выступает сын Илдара - Амирхан, Интересно, что пленника дер¬жали в Кала-Курейше, хотя официальной резиденцией был Башлы, видимо, древняя столица все еще не потеряла значения надеж¬но укрытой "государственной твердыни". Почти одновременно, в мае 1625 года, Рустам-хан посылает в Терки "дядьку своего Бадар-хана" бить челом о подданстве*. Уцмий идет на важные уступки: он согласен прислать аманатов. Но и в этот раз дело почему-то не уда¬лось довести до конца, хотя терский воевода горячо поддерживал его - в своем послании в Москву он подчеркивал, как это важно для надежных связей с Ираном, так как объехать Кайтаг невоз¬можно, а грабежи там продолжаются: может быть, дело изменится к лучшему после уцмийской присяги. В феврале 1627 года два слу¬жилых узденя шамхала Илдара рассказали терским воеводам це¬лую историю о поездке Илдара в Шемаху. Проезжая туда и обратно через Кайтаг, Илдар якобы сумел склонить Рустам-хана к присяге царю, причем тот соглашался выдать аманатом сына, а посредни¬ком пожелал видеть Илдара... Интерес¬на единственная просьба уцмия к воеводам - открыть кайтагцам свободный доступ для торговли в Кабарду, а в ответ уцмий готов "очистить шамахинскую дорогу для государевых людей.
Надо думать, что шамхальское посредничество и на этот раз оказалось неэффективным. Тем временем умер шах Аббас I, но сменивший его шах Сефи I вел ту же политику. Более того, иран¬цам удалось склонить на свою сторону крымского царевича Шагин-Гирея (хотя Крымское ханство, как правило, всегда поддержи¬вало Турцию). В конце концов турки вытеснили его из Крыма, и беглец Шагин-Гирей обосновался в Кабарде. Понимая стратегиче¬ское значение дороги вдоль подошвы Большого Кавказа - от Кры¬ма через Дербент в Закавказье, Шагин-Гирей развил бурную дея¬тельность в этой полосе. Немалый участок этого Дербентского пу¬ти лежал в пределах Кайтага. К 1631 г. у этого сторонника Ирана возник замысел постройки целой цепи крепостей с иранскими гар¬низонами, которые контролировали бы этот путь. Возможно, это усиление иранской военной активности вновь пробудило у уцмия интерес к России. Летом 1631 года в Москву прибывает грамота уц-мия о его готовности служить царю и надежде на его покровитель¬ство. Своевременность этого шага стала очевидна в конце 1631 го¬да: к уцмию явился человек Шагин-Гирся "просить 200 топоров, чем лес сечь, 200 телег с людьми и лошадьми для городового становления'. По словам уцмийского посла, уцмий ответил категори¬ческим отказом: сам он считает себя подданным царя, а р. Сунжу, где Шагин-Гирей вознамерился ставить крепость, - территорией царя. Далее уцмий просит о подданнстве и говорит, что до сих пор он ничьим подданным не был. Это может удивить: ведь известны его отношения с Аббасом I с 1616 года. Однако дело не так просто. Ведь нет ни единого факта реальною проявления шахской власти или верховенства на территории Кайтага до указанного времени. Так можно ли считать реальной власть, которая ни в чем не прояв¬ляется?
Еще одно интересное сообщение уцмийского посла (январь 1632 г.): после смерти дяди Рустам-хана сыновья покойного (двою¬родные братья Рустам-хана) "хотели быть у кызылбашского шаха в подданных", тогда Рустам-хан-уцмий зазвал их к себе и перебил.* Как понимать это известие? Сомнения здесь не вызывает лишь факт истребления родичей-соперников (подобное бывало и рань¬ше). Но остальное неясно. Дядя отнюдь не назван уцмием, неизве¬стно и его имя - кто же имеется в виду? И действительно ли при¬чиной истребления двоюродных братьев была та, которая названа, или это сказано лишь ради требования момента? Неизвестно и время этого династического кризиса в Уцми-Дарго. По-видимому, и на этот раз присяга сорвалась потому, что русская сторона слиш¬ком буквально восприняла слова уцмия о готовности его к службе государю - у него опять потребовали приезда для присяги в Терки (там же получение жалованья) и выдачи аманатов. Вряд ли Рустам-хан мог на это пойти: ведь в том же 1632 году он запретил посылать аманатом в Терки младшего сына Султан-Мута (матерью этого мальчика была дочь уцмия).
Одновременно теплеют отношения Рустам-хана с Илдар-шамхалом: уцмий выдал своих дочерей замуж за двух сыновей Илдара - за Имамриза и Гирея. И когда в 1632 году между Султан-Мутом и Илдаром обострились отношения, Рустам-хан, оставив все ос¬тальное, бросился лично мирить своих зятьев: в декабре 1632 г. он побывал в Тарках, Эндери и, по-видимому, добился примирения. Усилия его были столь успешны, что вызвали беспокойство у рус¬ских посланцев А. Афанасьева и П. Лукина - оба доносили воево¬дам, что если примирение владетелей Тарков и Эндери приведет к объединению Кумыцкой земли, то, вероятнее всего, она отпадет от России. Есть сведения, что там, в "верхних эшелонах" власти, раз¬деляли эти опасения, известен даже совет воеводам ссорить этих кумыцких владетелей.
Тем не менее приведение горских князей "под государеву руку" стало рассматриваться в Москве как дело актуальное и очень жела¬тельное: упоминается грамота 1633 года, предписывающая единый протокольный порядок - с приведением к шерти обязательно в русских пограничных городках - в Терках или на Кизлярском пе¬ревозе, с получением там жалованья и выдачей аманатов. Проходит около года, и летом 1634 года Рустам-хан посылает царю Михаилу Федоровичу челобитную о признании себя, своих родных и жителей Кайтага подданными царя, с безусловным согласием ему служить и открыть дорогу русским купцам, быть другом для друзей царя и врагом для его врагов. Грамоту доставит к царскому порогу "посол и ближний свойственник" уцмия Бадархан-бег, имеющий полномо¬чия говорить от имени Рустам-хана. В конце уцмий намекает, что пора бы его и "пожаловать". Вскоре в Кайтаг прибыл посланец В. Надобный, уцмий дал ему свое слово, что считает себя поддан¬ным царя. За ним явился П. Лукин. Точно следуя грамоте 1633 года,
он стал уговаривать уцмия поехать с ним в Терки на Кизлярский пе-ревоз, но Рустам-хан привел свои доводы. Во-первых, он считает себя подданным царю с момента, когда дал слово В. Надобному (т. е. формальности для него не столь важны). Во-вторых, Кайтаг отделен от Терека двумя постоянно соперничающими владениями - Тарковским и Эндереевским, и ехать в таких условиях со свитой и аманатами опасно? Зато в Кайтаге он готов шертвовать "и за себя, и за детей своих и братию, и за всю Кайдацкую землю", да и без при¬сяги от него русским обиды нет и не будет, даже если шамхальство вообще отложится от России, причем добавил, что Султан-Мут пы¬тался отговорить его от шерти, но напрасно. Рустам-хан не скры¬вал, что рад жалованью, привезенному Лукиным, и заметил о жела¬тельности взаимных торговых поездок между Кайтагом и Тереком. По-видимому, доводы Рустам-хана произвели впечатление на московское политическое руководство. Упомянут царский указ, согласно которому "шерть на Куране" должна состояться в Кайтаге по всем статьям текста "шертовальной записи", при этом уцмию передавались дары: "кубок серебрян золочен с кровлею (т. е. с крышкой), шуба-атлас золтный на соболях (видимо, соболья шуба с атласной подкладкой), однорядка скарлатна чревчата с кружевом (т. е. кафтан однобортный из красного сукна багрового оттенка с кружевами), шапка лисья черная, лисья шкура черная, два сорока соболей (т. е. 80 шкурок)". Все это повезла в Кайтаг делегация из четырех человек - подьячий (секретарь), толмач (переводчик "раз¬говорный") и переводчик более квалифицированный ("письмен¬ный") - во главе был все тот же Василий Надобный. 23 ноября они пустились в путь, 8 декабря прибыли в "Кайдацкую землю, в Башлы". Уцмий принял их тотчас, ему вручили грамоту.
Рустам-хан-уцмий 7 декабря 1634 года "на Куране шервовал... по своей бусурманской вере... за себя и за детей своих, за братью и за детей их, и за племянников; и за князей и мурз, которые со мною одиначны, и за всех людей своего владения", присягая царю Миха¬илу Федоровичу (родоначальнику Романовых) и его сыновьям. После принятия этой присяги Рустам-хану были вручены привезенные дары. Уцмий обещает не нарушать политических интересов России, следовать насколько сможет прямым приказам царя, не мешать торговле и связям с Ираном в обмен на покровительство и нерегулярную по¬мощь и жалованье от России. Безусловно признается самоуправле¬ние и внутренний строй Кайтаг-Дарго, верховенство там уцмий-ской династии, право на внешнеполитическую и военную иници¬ативу. По существу, это акт "внешнего", а не "внутреннего" права - Кайтаг-Дарго вовсе не входит в состав Московского государства, недаром отношения России с ним идут через посольский приказ, как с любым иностранным государством, и обе стороны это пони¬мают и признают. Прошло четыре дня, и в день отъезда русского мосла Рустам-хан сказал Василию Надобному еще о двух важных дня него делах. Ныне в Кайтаге княжит он, после него уцмием будет его брат Чюкук, затем брат Устер-хан, затем сын Хан. Далее: на¬до достичь ясности с торговыми пошлинами. По договору уцмий должен брать с едущих через Кайтаг русских купцов ровно столько, сколько берет шамхал. Но ему стало известно, что кроме шамхала Илдара, берущего пошлину в Тарках, столько же берет с купцов и его брат крым-шамхал Бий-Багомед, сидящий в Бойнаке - выхо¬дит, что шамхальство получает двойную пошлину? Если так будет продолжаться, тогда и его брат Чюкук также начнет брать пошли¬ну, он уже говорил уцмию об этом (итак, дело тут не только в дохо-де, но и в умалении статуса Кайтага в сравнении с шамхальством). Василий все понял: вскоре в Посольский приказ в Москву были направлены сведения о порядке престолонаследия в Кайтаге, а также и заверение терских воевод о том, что шамхалу предложено запретить брату взимание второй пошлины, русским купцам за¬прещено ее платить, а уцмий поставлен об этом в известность.
Расставаясь 11 декабря с русским послом, Рустам-хан обещал весной прислать свое посольство в Москву, к царю. Однако оно почему-то задержалось. Первые известия о нем относятся лишь к августу 1635 года. По обычаю тех лет, вместе с дипломатами ехали принятое уже тогда обязательное содействие послам, их повышенная охрана и продвижение без задержек торговые люди стремились использовать как благоприятную возможность, так что первое кайтагское посольство, должно быть, напоминало неболь¬шой караван. Главой его - уцмийским послом был тот же Бадархан-бек, хотя вместе с ним ехал и брат Рустам-хана (имя не назва-но) С ними упомянут и "купчина Варданас" - судя по имени, армянин, попавший каким-то путем в Кайтаг. Главная задача посла и брата уцмия состояла в том, чтобы на личной встрече с царем под¬твердить факт подданства уцмия; посол должен был вручить царю уцмийскую челобитную, а брат уцмия принять царскую грамоту, что и было исполнено. Но все же, прибыв в Москву, кайтагцы прежде уладили торговые дела. Судя по акту досмотра, товаров бы¬ло не так уж много, и делились они на три партии - самую боль¬шую составляли товары, принадлежавшие лично уцмию, купечес¬кая партия была поменьше, а узденская еще меньше. По повелению царя, все эти товары (кроме шелка-сыр¬ца) были освобождены от пошлин, а 13 кусков красной тафты куп¬лены для царской мастерской. Распродажа, по-видимому, отняла около месяца - лишь в сентябре кайтагские представители пред¬стали перед царем. Дело свелось к подтверждению факта подданст¬ва. Но в царской грамоте вновь возобновлены обычные требова¬ния: получение жалования в Терках и выдача аманатов.
В сентябре 1635 года в Кремле (приемы такого рода обычно происходили в Гранатовой палате) смотрели друг на друга два чело¬века - царь Михаил Федорович и брат уцмия Рустам-хана Бадар-хан-бек. Их встреча завершила первый шаг, сделанный старинным даргинским княжеством в иной культурно-исторический мир, этим было отмечено включение Кайтага в систему Российской державы.
Заметим кстати, что, начиная с первой своей грамоты терским воеводам в 1618 году, почти при каждом контакте с русскими влас¬тями всех уровней Рустам-хан неизменно ставит вопрос о торгов¬ле, о свободном допуске своих торговых людей в Терский городок, в Кабарду и т. д. В свою очередь, он готов открыть русским купцам дорогу через Кайтаг, не поднимать пошлины. Очевидно, Рустам-хан умел смотреть вперед, заботиться о будущем, значение эконо¬мических связей с Россией он почувствовал раньше многих. И вместе с тем, почти все иностранцы жалуются на опасности и гра¬бежи на дорогах Кайтага. Очевидно, дело тут в той ступени обще¬ственного развития, на которой находился тогда Дагестан. Ведь и в средневековой Европе во времена политической раздробленности и натуральной замкнутости нравы были ничуть не лучще. Именно на такой стадии находился Кайтаг в дни Рустам-хана, и даже тор¬говая активность кайтагских послов не может поколебать такого вывода. Чем торгуют кайтагцы в Москве в 1635 г.? Восточным им¬портом. Среди их товаров почти все произведены не в Кайтаге (ис¬ключая, может быть, только 7 шкур в узденской партии товаров). А если сама страна не производит ничего на продажу, то и жители ее не будут заинтересованы в торговле.
Как выше указывалось в 1645 году племянник уцмия Рустам-хана Амирхан-Султан выступили с пртензиями на уцмийское достоинство. Борьба закончилась тем, что Кайтаг оказался поделенным на две части между правителями которых в XVII веке не прекрашалась борьба. Но в Нижнем Кайтаге, которое имело стратегическое положение удалось установить власть ставленника шаха Амирхан-Султана.
Такова была новая политическая реальность в Дагестане, и русским властям приходилось с этим считаться. Новый уцмий ут¬вердился в Кайтаге, и следовало установить с ним официальные отношения. Требования русских властей оставались прежними: признание русского подданства, явка В Терский городок, принесе¬ние здесь шерти за себя и своих пассалов (об аманатах пока речи нет). В октябре 1645 года русские посланцы отправились к новому уцмию - вскоре они вернулись с ответом, обдуманным, сдержан¬ным, ясным. Амирхан-Султан в своем письме определил свой ста¬тус сам: "он, уцмей, его царского величества и шах-Аббасов опчей холоп (т. е. общий слуга)" - здесь ясно сформулировано то двойное подданство, которое в реальности существовало с XVI века, и гово¬рится об этом совершенно открыто и однозначно. Далее сказано, что прежний уцмий был узурпатор и преступник - с одной сторо¬ны, он убил прежнего законного уцмий (отца Амирхана), разорил и изгнал законных наследников, преступно завладел не принадле¬жавшей ему властью над Кайтагом, а с другой стороны, не спра¬вился с ролью: нарушал свои обязательства в отношении обоих сю¬зеренов (и царя, и шаха), не смог наладить беспрепятственной транзитной торговли через Кайтаг, и хуже того, сам же и грабил, и притеснял и шаховых и русских торговых людей. Следовательно, его свержение есть благо для обеих держав, а возвращение власти Амирхану восстанавливает справедливость. Наконец, о шерти: Амирхан готов служить царю, однако надо учитывать, что "в уцмийство в Кайдацкую землю пожаловал его шах Аббас"; а потому Амирхан "шертвовать без шахова указу не смеет". Но если царь на¬пишет поскорее об этом шаху, а тот укажет Амирхану принести шерть царю (которого шах считает своим братом) и пошлет по это¬му поводу шахских послов к царю, то Амирхан тотчас же "будет под царскою рукою... до смерти своей". Понятно, что надеяться на приказ шаха своему вассалу, чтобы тот перешел в подданство со¬седней державы, было несбыточно. Амирхан тактично, но очень ясно обозначил свою политическую ориентацию на Иран (попут¬но он сообщает, что убил сына Рустам-хана, имени не указано, но скорее всего это Багомед-мирза). Между тем из Москвы пришло указание привести Амирхана к шерти. Но когда русский гонец в октябре 1645 года привез в Башлы письмо терских воевод, пригла¬шающее нового уцмия в Терки для шерти, то ему ответили, что Амирхана в Кайтаге сейчас нет - он уехал в Иран на съезд "ханов и султанов".
Почти одновременно терские воеводы получили беспримерное по наглости послание, которое все же интересно ввиду излагаемой там новой политической концепции. Начинается оно обращением к терским воеводам и боярам "в моисеевом законе избранным (т. е. принадлежащим к иудейской религии) - это уже оскорбление. Чем же недоволен автор? Оказывается, в Кайтаге получена грамота от воевод: опасаясь, что кызылбашское войско пойдет на Эндери, они напоминают, что Казанлап и его родственник Бурак - подданные московского царя, и аманаты их находятся в Терках, а царь и шах - союзники. На это следует высокомерная отповедь:уже одно то, что Казанлап и Бурак мусульмане, ясно показывает,
что они "холопи шаховы", как же они могут быть в подданстве у
христианина? В Эндери они оказались, убежав от шаха, но шахские подданные - Сурхай-шамхал "с ратными и горскими людьми»- завоюют их. В Эндери бегут из шахской державы торговцы с тоиприми, а Казаналп им покровительствует и не выдает шахским властителям; и в Эндери обижают и притесняют едущих с торгом па Русь из шахской державы. Настало время отомстить им за все; когда мы их завоюем то воцарится дружба и любовь между благо¬дарными подданными обеих великих государей, а также и безопасность торговли. Концовка этого письма иронически угрожающая: стало известно, что нескольких наших торговцев задержали в Тер¬ках, говоря, что "дорога не смирна", опасно ехать. Мы эту дорогу уже очистили, и вам следует "отпустить их тот час без задержки". Это послание от некоего "уцмия Ахмат-Султана". Возможно, это тот "Ахматхан кайдацкий", который упомянут (наряду с уцмием Амирханом) среди нападавших на Сунженский городок в 1651 го¬ду. Наши историки предполагают, что это сын Амирхана (или его "гаттым"). Если это действительно так, то складывается интересная картина: отец и сын, стоящие у власти в Кайтаге, проводят в отно¬шении России единую политическую линию, но весьма разными методами, Взвешенное, продуманное, обоснованное фактами по¬слание Амирхана резко отличается от агрессивно-высокомерного, насквозь лживого послания Ахмат-Султана (не говоря уж о "еврей¬ской вере русских воевод и бояр, о "беглеце" Казанлапе в его родо¬вом Эндерш и т. п. несообразностях, Ахмат не замечает даже проти¬воречия в собственных словах: получается, что торговцы сами бе¬гут туда, где их обижают и притесняют! - и тут же болтовня о "дружбе и любви"). Воистину, демагогия не сегодня родилась. Воз¬можно, обе линии проводились согласованно, и русские власти как бы ставились перед дилеммой: либо компромисс (но на условиях Амирхана), либо открытая вражда (и испорченные отношения с Ираном). Вместе с тем у Ахмата довольно последовательная, новая политическая концепция: горские князья, безусловно, подданного Ирана в аилу своей религии, объективных фактов и предыдущих обстоятельств легко отбрасываются, т.е. нее противоречащее сего¬дняшним интересам; оппонент всегда виноват; обещать можно все, что угодно.
Но на этом кайтагские сношения с Россией не остановились. К власти в Кайтагском уцмийстве приходят другие правители, с чем последовали изменения и в отношениях.
Таким образом, царское правительство продолжало вести свою политику, давая обещание каждому из владетелей Дагестана защищать их от «недругов» и выплачивая жа¬лованье и т. д. В 1627 году такие обещания были даны шамхалу Ильдару, в 1638 году - его сыновьям Гирею и Касаю и др., в 1632 и 1635 гг.-уцмию Кайтага Рус-там-хану, в 1642 г.-таркаловскому Салтан-Магмуту Кулаеву, в 1627 г.-Айдемиру и в 1646 г.-Казаналпу  эндерейским. Царь высылал им подарки (верхнюю одежду, головные уборы, кубки и пр. вещи), предо¬ставлял им право беспошлинной торговли в Русском государстве или снижал пошлины с их товаров. В 1627 году были отменены пошлины с товаров Ильдара тарковского, привезенных в Москву, а в 1630-1631 гг. он добился от царя грамоты об освобождении его това¬ров стоимостью в 600 рублей от пошлинных сборов в Аст¬рахани. В 1634 году товары уцмия Рустам-хана в Москве, а также Сурхая тарковского в 1641 году в Москве и Астрахани тоже были освобождены от пошлин.
Эти торгово-экономические акции царского прави¬тельства в отношении владетелей Дагестана, а также его заступничество за них перед иранскими шахами объек¬тивно способствовали усилению влияния России в Да¬гестане до конца XVII века.

Примечание
1.    «Путешествия русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки». М.-Л., 1954, с. 64-86.
2.    Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. Вып. I. (1518-1613). М., 1889.
3.    Алексидзе Л. А. Взаимоотношения Грузии с Россией в XV-XVIII вв. Тбилиси, 1964.
4.    Какаш и Тектандер. Путешествие в Персию через Московию. М., 1892, с. 40.
5.    Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965, с. 78; История Дагестана, т. I, с. 286.
6.    Материалы по истории грузино-русских взаимоотношений 1615-1640 гг., с. 17.
7.    Бушев П.П. Русское посольство в Иран в конце XVI в., № 2, 1968, с. 63.
8.    Веселовский Н. И. Памятники дипломотических и торговых сношений Московской Руси с Персией, т. I, с.372, 375; Белокуров С. А. Ук. соч., с. 564-565.
9.    Карамзин Н. М. История государства Российского, т. XI, с. 43; Потто В. Кавказская война…, с. 14.
10.    Кушева Е. Н. Русско-дагестанские отношения XVI-XVII вв. Махачкала, 1954, с. 292-293; Гаджиев В.Г. Ук. соч., с. 87.
11.    Кушева Е. Н. Ук. соч., с. 287.
12.    Там же, с. 298.
13.    Магомедов Р. М. Даргинцы в дагестанском историческом процессе. Махачкала, 1999, т. II, с. 13-28.
14.    Русско-дагестанские отношения…, с. 82-85, 86-87.
15.    Там же, с. 144-145.
16.    Там же, с. 95-96, 129-130.
17.    Там же, с. 159-160.
18.    Там же, с. 83-84.
19.    Там же, с. 177-178.
20.    Белокуров С. А. Ук. соч., с. 29-30,108-109; Русско-дагестанские отношения…, с. 60-67, 84-85, 114, 154, 160-161.
21.    Русско-дагестанские отношения…, с. 72-73, 74-75, 90-91, 92-93.
22.    Там же, с. 81-82.
23.    Там же, с.90-93.
24.    Там же, с. 128-129.
25.    Рук. фонд ИИЯЛ ДНЦ РАН РД, ф. 1, оп. 1, д. 305, л.1156.
26.    Умаханов М.-С. К. Взаимоотношения феодальных владений и освободительная борьба народов Дагестана в XVII веке. Махачкала, 1979, с. 125-141.